Из ниоткуда - в никуда
Настроение сейчас - Ды-шать
Навещая знакомый берег, отрешенно гляжу на взморье,
Возвращаясь на пепелище, осязаю рубеж времен.
Ни о прошлом, ни о грядущем не рассказывает безмолвие -
Черепки отгремевших пиршеств, парафиновый Парфенон...
(с)
...В груди моей шумит соленый ветер, море сдавливает ребра, еще чуть-чуть - и я захлебнусь, солью его и глубиною, в горло мое больное уже от песен вольется, и все мое существо пропитает собою.
Полный вперед, капитан! Слышишь ли, как скрипит под ногами палуба, трепещут крыльями паруса, канаты звенят и поют, цепляясь за реи, а я - тонка, словно флагшток, и волосы вьются пламенным знаменем, звенят колокольчики и бусинки, перышки вплетаются в танец.
По самой кромке ватерлинии, вне корабля танцевать уже, сапогами вызванивая, разбрызгивая море, море, и ветер, и горло мое больное, посаженное песнями и говором.
Я слушаю, слушаю эту песню, подпеваю, и скоро море хлынет из меня, я и есть - море, я и есть - ветер, да что мне все эти границы, зеркала эти, взгляды, есть только бескрайняя лазурная степь и небо, небо, кровавый привкус на обкусанных губах.
Что там, за горизонтом, что там, может, край мира, край всех миров, они сливаются воедино, и падают в бесконечность, а там - кроме моря и неба ничего больше, ветер может, ну так держись, держись! Звалась я Мэвэ Моаной, и буду зваться там, где есть море, там, где - кажется свободой можно поперхнуться, словно отхватив слишком большой кусок, где штормов не так страшатся, как умереть от старости в постели, там, где вместо колец дарят звенящие серьги.
В том мире, друже, пьют во здравие моря и во славу его, там не хоронят мертвых своих в земле - их пепел развеивают над морем, с той стороны скал, чтобы ветер нес далеко-далеко, там множество часовенок и своих маленьких богов и духов, но нет там главнее бога, чем море, море там, друже, отражается в каждом взгляде, и чтобы и порадоваться, и погрустить - смотрят на море. Там все радости и все мертвецы, там все песни и вся их любовь, любовь жителей Альпарисо - Рая Храбрецов. В День Долгого Солнца прекрасные одинокие девушки ищут на берегу гальку с отверстием, промытым волнами, они продевают в эти отверстия разноцветные ленты - у каждой свой цвет - и кидают в море. Чей камешек вернется - той быть любимой и вдохновленной, музой быть, невесомой и звенящей металлическими сережками в ушах.
Там много праздников, да там на ярмарке каждый день - праздник, там всегда музыка, песни, голоса, смех, танцы, пересечение взглядов, где и знать-то не обязательно друг друга, а все - уже свои.
Корабли - любые - встречаются там с фанфарами, воплями, ношением на руках отважных капитанов и с поцелуем в запястья грозных морских колдуний - корабельных талисманов, которые говорят на языке моря, говорят, все они - жены его, и сердца их бьются тихо-тихо, чтобы не заглушать глубинных шорохов.
От сглаза там лечат соленой водой, а посылают к морскому дьяволу, морские водоросли подкладывают под пороги когда затихает ветер, там над крышами вьются сине-зеленоватые флаги, там чайки откормленные и наглые - по ним предсказывают погоду.
Я там вольна становиться ветром, соленым, режущим, смеющимся - совсем иначе, чем здесь, там я смотрю на море - и глаза мои синее, чем обычно. Могу бегать по крышам, а могу предсказывать будущее по выпадающим на кубиках точках, теряюсь, шатаюсь по портовому городу, кормлю котов и чаек, пытаюсь успеть переиграть в ладушки тамошних белозубых красавиц - ни разу не получилось! И каждый раз словно правила разные.
Вечерами там пьют грог и глинтвейн - темнеет быстро, а холодает внезапно, если только не лето, и разговоры там все о море да о море, столько рассказано было - а не иссякают их сказки, стихи и песни, наверное, пишут, много пишут, едва ли не все, потому что - море рядом, море. Опасное, нежное, безмятежное, грозное, свободное - как о нем не писать, как не любить это море?
Я засыпаю под эти стихи и песни, уютно устроившись в продавленном кресле в самом темном углу под керосиновой лампою, и снится мне море, и что я - лишь ветер над ним.
На свободный уголок кресла вспрыгивает кошка, а добрая хозяйка - Мирта, Марта? - укрывает меня цветастою рыжей шалью.
Но даже эта шаль пахнет морем, морем, которое везде здесь, и во мне тоже.
И, покуда ты здесь - и в тебе.